Ученый: в России нужно создавать комплексные стационары для наблюдения за мерзлотой
— Ольга, на международной научно-практической конференции, которая в эти дни проходит в Салехарде и где обсуждаются современные исследования трансформации криосферы и геотехническая безопасность сооружений в Арктике, вы подняли вопрос восстановления комплексных исследований в зоне многолетней мерзлоты на примере Магаданской области. Значит ли это, что на сегодняшний день комплексных исследований в целом по стране нет? Получается, что нет ясной картины, что происходит с вечной мерзлотой в нашей стране?
— Ответ прямой: на мой взгляд, нет. Сейчас мы в науке работаем как? Мы получаем гранты и что-то исследуем, мы пару лет на одном объекте поработали и бросили его, и пошли дальше. Получается, что у нас нет длительных рядов наблюдения за природной средой, за ее характеристиками. А именно они нам нужны, чтобы понимать, что происходит сейчас, и что будет в будущем. Для этого нужны комплексные стационары. Это не новшество, эти стационары существовали в советское время, и тогда не было изменения климата, а они все равно были необходимы.
— А данные с комплексных стационаров сохранились?
— Данные сохранились, но архивы сгорели. Нам доступны только те данные, которые были где-то опубликованы. Был странный период в нашей истории, часть архивов сгорела, а часть была уничтожена. Лет 20 назад казалось, что это уже никому не будет нужно.
— Правильно понимаю, тогда с вечной мерзлотой ничего не происходило? Вопросов и волнений не было?
— Да, мы называем такой период стационарным. Все равно велись наблюдения, потому что климат имеет вариабельность, это и жара, и холод. Если смотреть на гидрологию, а я по профессии гидролог, у нас бывают паводки, половодья, разное сочетание природных условий, и все это нужно отмониторить, чтобы понять, как это происходит в природе.
— Получается, вы пришли к выводу, что без полевых работ достоверной науки быть не может?
— В науках о земле точно без полевых данных никаких моделей быть не может. Мы свою работу по моделированию как раз вели на основе тех исторических данных, которые были получены ранее, с этого все и началось. Возникло понимание, что они прерывались — и дальше что? Что будем делать? Ведь задача моделирования — это прогноз на будущее, а мы остались со старыми данными, и это большие территории, даже целые регионы. Если рассматривать северо-восток, это Магаданская область, Чукотка и Восточная Якутия и там практически не осталось пунктов наблюдения за мерзлотой. Да и не только за мерзлотой, и гидрологические пункты сократились. То есть у нас получается, что территория как белое пятно. У нас нет данных, мы должны опираться на какие-то единичные точки и чаще всего — на исторические сведения.
— А что изменится, когда у вас появятся эти комплексные исследования? Эти данные по всем регионам? Что это вам даст?
— Давайте я приведу пример. Россия не единственная арктическая страна. Мы очень похожи на Канаду: и по размерам территории, и по удаленности, и по труднодоступности. Понятно, что очень сложно организовывать наблюдение там, где нет людей. Это очевидная причина. Что сейчас происходит в Канаде? У них последние четыре года идет большая программа «Глобальное будущее воды». И в рамках этой программы на развитие комплексных стационаров выделены огромные деньги, если пересчитать на рубли — почти пять миллиардов рублей. На исследование природных процессов в целом, не только мерзлоты. Это и мерзлота, и климат, и гидрология, и почва, и растительность. Это комплексное исследование. И канадцы открывают эти стационары по всей своей стране. И еще у них существуют программы по разработке методов моделирования, они совмещают стационары с моделированием.
— В чем суть стационаров?
— Ученые Канады выбирают какие-то репрезентативные участки, где получают данные, которые потом обобщают на более крупные регионы. Мы сейчас предлагаем вернуть эту практику в нашу страну. Канадцы не сами это придумали, первые стационары были у нас в стране. Колымская воднобалансовая станция была образована в 1948 году. Через три года после войны, представляете? И там люди жили без электричества, они сами себе строили жилье. Начальный период был очень тяжелым, потом уже пошел какой-то рост. Появились первые приборы, для работы на станции пригласили специалистов. И эту идею канадцы взяли у нас. И такие стационары были не только в зоне мерзлоты, они были по всей нашей стране. И еще раз про суть. Колымская станция — это бассейн ручья, территория 20 квадратных километров, сочетание разных ландшафтов. Было много приборов, и все это изучалось: как происходит взаимодействие в разные годы, в разные зимы.
— Как выбирался этот стационар?
— Он считается репрезентативным для горных условий мерзлоты северо-востока. Там такое сочетание ландшафтов, которое можно увидеть по всему региону. Информация об этих участках переносилась на целый регион.
— А что происходит в Канаде с вечной мерзлотой? Есть ли там такая же проблема как у нас?
— Мне кажется, это иллюзия, что в Канаде нет такого антропогенного воздействия. Свою нефть они тоже прекрасно добывают, и очень много исследований на тему того, как человек влияет на все эти процессы. И не надо нам прибедняться, у нас ничуть не хуже, чем у них. Что касается вечной мерзлоты — доклад канадского ученого на конференции очень интересный. Он рассказывал, как изменение характеристик мерзлоты влияет на дорогу. Есть дорога длиной 500 километров, соединяющая два населенных пункта. И происходит то же самое, что и у нас: просадка грунта дорожного полотна. Все это они видят, и все это мы видим у себя. Например, в Магаданской области тоже трасса, и если что-то происходит, она перекрывается, нет сообщения между населенными пунктами. Те же самые проблемы, что у нас, те же самые вопросы.
— Какая практическая польза от всех этих исследований, стационаров о важности и необходимости которых вы говорите?
— Мое личное мнение: если наблюдать ради науки, то это не имеет смысла, потому что требует очень больших ресурсов. Но на основе полученных данных должны разрабатываться методы расчета инженерных характеристик. Это те характеристики, которые используются при проектировании и при строительстве. Как пример, строительство дороги, о которой говорили раньше. Этим летом в Магаданской области встретили команду рабочих, которые прокладывали интернет-кабель. Им нужно было прокопать траншею глубиной в метр. И они нас спрашивают: в какой сезон нам копать? Мы не справляемся. Здесь такие грунты, они такие льдистые, а в другом месте у нас все заболачивается и плывет, и мы не можем выполнить свою работу. А мы не можем им нечего ответить. У нас нет ни данных, ни точек наблюдения. Мы можем только выехать в поле и дать какую-то экспертную оценку. То же самое и с дорогой, про которую канадец рассказывал. Ее смывает, трубы нужно прокладывать. Сколько это стоит? Они же все это считают экономически. И на основе этих данных можно разрабатывать методы расчетов, которые будут адекватны современному климату и будут использоваться эффективно. И даже получение фоновых данных о состоянии мерзлоты в регионе дает проектировщикам возможность рассчитывать те же самые свои фундаменты и строить безопасные дома.
— На конференции были и Канада, и Израиль. В Израиле тоже есть вечная мерзлота?
— Это наши русские соотечественники, которые уехали туда и теперь в Израиле изучают мерзлоту.
— То есть они уехали на юг, но научный интерес остался?
— Не могут оторваться.
— Для вас, как для ученого, что важно в финале таких научных конференций? Что вы полезного для себя извлекли?
— Нам важно встречаться и обсуждать все лицом к лицу. Без этого науки не может быть. И этот ковидный период очень сильно подкосил научное сообщество. На конференции мы узнаем, кто, чем занимается, мы задаем вопросы. Вот у меня целых два листа исписанных, что применить у себя в исследованиях. Обмен новостями, обмен мнениями. Организаторы конференции сейчас собирают предложения для двухлетнего плана развития исследований в Арктическом регионе. Мне кажется, очень важно увидеть общую, целую картину. Увидеть себя в этой картине и взаимодействовать. Мы очень разрозненны, каждый сам по себе, и мы тратим усилия и ресурсы часто на одно и то же. Вот если бы объединиться, то эффект был бы совсем другим.
— Шанс высок, эти два года Россия главенствует в Арктическом совете. Есть вероятность, что все ваши советы будут услышаны и деньги на них — найдены.
— Будем надеяться! Я хочу еще отметить ведущую роль Ямала в этой конференции, правительство Ямала приглашает ученых из других регионов. Это очень важно, не все регионы развиваются так успешно. И было бы здорово всем остальным подтягиваться. Мы возвращаемся в Магаданскую область, у нас есть уже багаж, и мы можем нашим региональным властям что-то предложить. Сказать: «А давайте делать так же, как на Ямале».